— Я всегда начинаю с каучсерфинга, потому что так можно найти англоговорящих людей, которые уже общались с иностранцами и готовы что-то рассказывать и показывать. В некоторых случаях они делятся полезными контактами или позволяют оставить у себя дома вещи. Иногда я просто хожу по улице и «пристаю» к людям. Так, на Кубе я хотел снять сюжет про сантерию (афрокубинский культ, соединяет верования народа йоруба, элементы католицизма и вуду — прим. авт.). Но никто не мог мне о нем рассказать. Я уже впал в отчаяние. И тут я шел по городу, заглянул в окно и увидел в доме огромный алтарь сантерии размером с комнату. Я постучал в дверь, мне открыла женщина — она оказалась жрецом культа. Так что иногда наглость — это главный инструмент.

— Вообще мне сложно общаться с незнакомыми людьми. Но когда ты с камерой и в другой стране, тебе легче. Камера сразу распределяет роли между людьми. К тому же ты интересен собеседнику просто потому, что ты иностранец. Если бы мне пришлось знакомиться, чтобы завести дружеские или любовные отношения, то я бы сильно парился.

— Нет, не думаю. Меня часто спрашивают в комментариях — как тебе удается находить общий язык с настолько разными людьми? Мне кажется, дело в искреннем интересе. В первую очередь, нужно уметь слушать, а не играть «своего парня». Человек раскрывается, когда видит, что ты готов его выслушать. Иногда с кем-то нужно вовремя выпить, с кем-то покурить, с кем-то зачитать рэп. Ты это делаешь, хочешь ты того или нет, потому что это помогает тебе стать своим в тусовке. В путешествиях противопоказано быть вегетарианцем, трезвенником или гомофобом, потому что встречаются очень разные люди и ситуации.

— Проживая на территории бывшего Союза, мы не очень представляем, какую роль религия играет в других странах. Нас отучили от веры. Но в большей части мира вся жизнь человека вращается вокруг религии и подчиняется религиозным законам и традициям. Вера во многом объясняет, что происходит в стране. Например, вся Латинская Америка — это католицизм. И все удивляются, если ты говоришь, что не веришь в Бога.

— Так было с Пакистаном. Имидж страны слишком очернили, и я ожидал опасности, а в итоге было ощущение, как будто я съездил в гости к своим дальним родственникам. Приятные, гостеприимные люди.

А вот от Кубы я ожидал лучшего. Думал, что кубинцы окажутся более человечными, а в итоге столкнулся с бесконечным попрошайничеством, ленью, сидением на шее у иностранцев. Может, я просто встречал именно таких людей. Но если пакистанцы меня влюбили в себя, а иранцы оказались фантастическими людьми, то кубинцы скорее от себя оттолкнули.

А у растаманов на Ямайке было хорошо и спокойно. Там я отдохнул душой после всех Карибских стран. В этом регионе в целом неприятная атмосфера, чувствуется конфронтация между белыми и черными, а точнее исторический груз обиды на белых. Все это смешивается с бедностью, а у некоторых еще и с нежеланием работать. В итоге с людьми не очень приятно общаться. Ты видишь, что им что-то от тебя надо, и они не очень искренние.

— В какой-то момент ты сам себя начинаешь пристыжать. Хотя для меня поездки — это не аттракцион, и я делаю видео, чтобы показать, как живут другие люди. Но все равно появляется ощущение, что я их использую и ничего не могу дать взамен — даже не могу заплатить за интервью. Максимум могу купить пива или риса с курицей. Но нужно принимать это, как есть. Ты всех не накормишь, работу всем не дашь, никак проблемы местных людей не решишь. Просто надо становиться хладнокровнее, не теряя при этом способность к сочувствию.

— Само собой. Я хочу, чтобы люди шире смотрели на вещи, чтобы они увидели, что есть разные мусульмане, есть разные коммунисты. Люди живут в разных реальностях. Пакистан, например, — это параллельная реальность. В голове не укладывается, что где-то люди живут по таким традициям и законам. Но мы не вправе навязывать им свои законы. Мы живем в западноцентричном мире и пытаемся убедить всех, что именно наш образ жизни и наши взгляды самые верные. Но это не так.

Люди везде одинаковые, у них одинаковые базовые потребности, но эти потребности преломляются через призму совершенно разных традиций и культур и получаются странные гибриды и процессы. Нужно учиться никого не судить.

— В Гаити в самый последний день моего пребывания я уже ходил и снимал внаглую, а гаитяне очень агрессивно относятся к камерам. Но тогда на меня никто не обращал внимания, как вдруг я поворачиваю голову, и вижу, что на меня идет толпа — человек 40. Все орут, подбегают ко мне, начинают вырывать камеру, чуть ли не драка завязывается. Слава Богу, какой-то гаитянин подбежал и отвлек все внимание на себя. Он спас меня, потому что меня могли бы немножко порвать, ну или как минимум забрать технику. Но обошлось.

— Я был в Венесуэле, где даже местные жители испытывают паранойю [по поводу преступности]. На улице никто не достанет дорогую вещь или хоть что-то, стоящее денег. Каждый рассказывал мне, как его или его друга ограбили под дулом пистолета. Это была последняя страна на моем пути, и я так морально устал, что решил не рисковать. Я почти не снимал в Каракасе — только сделал пару интервью и снял пару ситуаций на улице. Полноценной серии не получилось.

Но я считаю, что по-настоящему опасных мест, где тебя обязательно ограбят, изобьют или убьют, нет. Если только это не горячие точки. Везде живут люди, и большинство из них нормальные. Нужно максимально подготовиться и понимать, куда стоит идти, а куда лучше не соваться. А носить с собой нож, по-моему, не стоит.

— Номер один для меня — это Бутан. А еще королевство Мустанг в Непале, но туда я хотел бы съездить для себя. А поснимать хочу в Африке и в Азии. Весь Китай — это бесконечный кладезь интересных историй. Неправильно считать «Хочу домой» проектом только об опасных местах и бедных странах. Это история о местах и культурах, про которые мы знаем мало или о которых имеем ошибочное представление. Китай как раз такой случай. В закрытые страны, вроде Северной Кореи или Туркменистана, мне было бы интересно съездить. Но я понимаю, что ничего не смогу поснимать без риска. А риск засесть надолго там велик.

— Я путешествую не круглый год — уезжаю месяца на 2−3, потом возвращаюсь домой и спокойно работаю, как обычный человек. Просто у меня две полноценные работы — в общем, все как у людей. На фриланс я ушел три года назад и не жалею. Надежд на то, что «Хочу домой» станет основной работой и источником дохода, у меня нет. Есть один план, но если он не сработает, то, возможно, этот сезон будет последним. Хотя ездить мне все еще интересно, и любопытство пока не кончается.

— По-разному. На Карибы вышло дорого, потому что между островами приходилось летать — морского сообщения там почти нет. Больше половины бюджета ушло именно на перелеты. Еда и жилье там тоже не такие дешевые, как в той же Азии. Все зависит от того, насколько ты умеешь урезать свои потребности. Съемки второго сезона вышли мне в $ 7000. И это еще скромно — приходилось мало есть и плохо спать.

— Нет, не тяжело. Это же приключение. И это временно. Ты всегда знаешь, что дома тебя ждет кресло, диван, книжки. И от этого становится хорошо.